Скотт Барли, автор фильма «Сон объял ее дом», — о своей туманной поэтике и экопессимизме
текст: Екатерина Загвоздкина
© Slow Film Festival 2019
«Сон объял ее дом» — медленное ландшафтное кино, собранное из тьмы и тумана, снятое на шестой айфон и похожее на хоррор-слоубернер, из которого убрали всех героев, оставив только нарастающие саспенс и тревогу (подробнее о фильме читайте тут). Екатерина Загвоздкина посмотрела фильм на Международном фестивале дебютного кино в Новой Голландии и поговорила с его режиссером.
— Ваши короткометражки показывали в музеях современного искусства, «Сон объял ее дом» тоже похож на видеоарт. Где для вас проходит граница между кино и видеоартом?
— В кинотеатре люди получают совместный опыт — вы с незнакомыми людьми сидите в одном помещении и видите одно и то же. И, честно говоря, мне больше нравится, когда фильмы показывают в кинотеатрах, а не в музеях современного искусства. Там их еще и смотрят не от начала до конца — люди приходят и уходят, когда захотят.
Но, прежде чем начать снимать кино, я изучал искусство, это значительная часть моей художественной биографии, и, я думаю, бэкграунд сильно повлиял на то, как я снимаю. Мне очень нравятся художники Ансельм Кифер и Франк Ауэрбах. Они работают с различными материалами — не только с краской, но и с пеплом, деревом, свинцом, маслом, ты видишь, что у их работ есть рельеф, они больше похожи на скульпторов, чем на художников. В своих фильмах я тоже пытаюсь воссоздать текстуры, тактильность — то есть действую скорее как художник, а не кинематографист.
Изначально я задумал «Сон объял ее дом» как инсталляцию в музее. Я, кстати, тогда находился в тяжелой депрессии, и работа над фильмом спасла меня. В каком-то смысле это была терапия, и я благодарен фильму за целительную возможность оказаться ближе к природе, подальше от безумного темпа городов, обратиться к более простым, но значимым вещам.
Предполагалось, что на показе фильма зрители будут спать. Реальность и сон переплетаются, и после сеанса зрители не могут различить, что они видели на экране, а что им приснилось, каждый из них получает свой уникальный опыт.
В общем, из депрессии я вышел, но выставку не сделал: у меня не было возможности, я был начинающим художником, о моих работах знало куда меньше людей, чем сейчас. А потом со мной связалась моя подруга, которая работала на VOD-сервисе, и спросила про мою работу. Тогда я и задумался о том, что «Сон объял ее дом» должен быть больше похож на фильм, а не на видеоинсталляцию: я не мог представить, что кто-то будет сидеть за компьютером четыре часа и смотреть бессюжетное кино. Я начал размышлять о последовательности сцен и связи между ними — хотя в фильме нет героев, но есть нарратив, и я постарался сделать его более концентрированным.
Кадр из фильма «Сон объял ее дом»© NHIDFF 2021
— И как бы вы вкратце пересказали этот нарратив?
— Я считаю, что произведение должно быть открытым для трактовок. Каждый, кто посмотрит мой фильм, увидит в нем что-то свое, что имеет значение именно для него. Я и сам, когда снимаю кино, ни о чем конкретном не думаю. Поток сознания, образы и идеи проходят через меня — а я просто посланник, который доставляет сообщение.
— Вы упомянули тактильность и фактуры, присутствующие в фильме, влияние живописи и скульптуры. Не могли бы вы поподробнее рассказать о вашей технике работы с видеоизображением?
— Изображения в фильме состоят из многих слоев. Это не только видео, но и фотографии, рисунки. Часто они сняты в разных местах в разное время, скажем, с разницей в полгода, а потом я совмещал их.
Я хотел сделать так, чтобы кино не всегда было вписано в прямоугольный кадр, в рамку, которой ограничено изображение в кино или на телевидении. Я использовал темноту, из которой выступают различные формы: это придает снятым объектам пластику.
Мне нравится замечать красоту — конечно, тут возникает этический вопрос: должны ли фильмы быть красивыми? Но мне нравится, когда у видеоизображения есть особое художественное свойство, артистизм — как будто мы смотрим на живописное полотно, на картины Уильяма Тернера или Джона Констебла, на работы романтиков. Например, я люблю фильмы Сокурова, они очень красивые.
Кадр из фильма «Сон объял ее дом»© NHIDFF 2021
— Видно, что вы были в депрессии, работая над фильмом, — в нем тьма поглощает все живое.
— Я хотел поднять политические и экологические вопросы, поговорить про изменения климата, антропогенные факторы. С начала индустриальной революции, а может быть, и раньше, когда сельское хозяйство развилось в огромных масштабах, люди забыли, что они — часть природы. Мы укрощаем природу, побеждаем ее — но это ужасная ошибка, по сути, суицидальное поведение.
Но в то же время я не собирался снимать пропагандистский политический фильм, в котором эти вопросы заданы очень прямолинейно. Для меня была важна поэтика — в кадре много темноты, тумана. В них есть загадка — складывается чувство, что происходит больше, чем ты видишь.
В фильме нет людей, только животные. И, я надеюсь, зрители прочувствовали это отсутствие, задались вопросом: где на самом деле мое место?
Мой новый полнометражный фильм называется «Море за ее головой» («The Sea Behind Her Head»), и он уже более открыто говорит об экологических проблемах — поднимающемся уровне океана, например. Он будет о растворении человека в природе, о потере им физического тела — то есть в каком-то смысле он связан со «Сном».
— Если человек в вашем кино исчезает, кто же тогда эта «она» из названия фильма?
— Она — это природа. Для меня Вселенная, мир — это женское начало, оно гораздо сильнее мужского, оно элегантное, красивое, жесткое — самые разные вещи соединяются в нем. Если что-то и создало весь мир, то это женщина, женская сущность.
— С 2015 года вы снимаете исключительно на айфон; почему?
— Главная причина в том, что он всегда со мной. Это дает тебе свободу: больше не нужна целая съемочная группа, ты все можешь сделать сам.
Со съемок все и началось: я ходил и снимал разные вещи, которые мне нравились, — дымку на озере, сгущающийся в оврагах туман, ночное небо, закат, оленей в лесу и лошадей, гуляющих по склону холма. Тогда у меня не было какого-либо замысла или намерения собрать из этих клипов фильм, это было что-то вроде дневника, но вместо обычных записей в нем были видео. А позже я начал замечать, что эти отрывки связываются друг с другом, между ними выстраиваются связи, — так и начал появляться фильм.
Кстати, раньше айфоны — я снимал «Сон» на шестой айфон — при плохом освещении создавали на видео шум, у изображения появлялась текстура, что мне очень нравилось: как будто невидимое становится видимым! Но потом разработчики исправили это, и новые телефоны автоматически убирают весь шум, все, снятое в темноте, выглядит как какая-то дурная акварель.
