Главная » КУЛЬТУРА » «Насилие начинается с воспитания»

«Насилие начинается с воспитания»

Деа Кулумбегашвили о своем скандальном «Начале»

текст: Наталья Серебрякова

© Alex Abril / Festival de San Sebastián

Жесткий и в чем-то скандальный фильм Деи Кулумбегашвили был впервые показан этой осенью в Сан-Себастьяне (а сейчас его показывают в программе Роттердамского кинофестиваля; в этом году он проходит онлайн). Главные герои — Яна и Давид — свидетели Иеговы, которые живут в грузинской глубинке. Давид — старейшина (в секте теократическое управление), фактически функционер, с утра до вечера занятый делами общины, она же преподает основы религии для младшеклассников. Однажды неизвестные поджигают молельный дом, в котором как раз происходит собрание. Полиция бездействует и советует Давиду стереть запись поджога с видеокамер. В то же самое время Яна признается мужу, что погружается в депрессию: ее тяготит рутинная работа — в прошлом Яна была актрисой, но, выбрав в мужья Давида, выбрала и закрытый образ жизни сектантов. У них есть сын Георгий, которому трудно найти друзей в школе для сектантов. В один из вечеров к Яне приходит мужчина, назвавшийся детективом, и задает странные, очень личные вопросы, касающиеся ее сексуальной жизни.

Такова завязка семейной драмы, сюжетом напоминающей «Медею». К страшному финалу Кулумбегашвили подводит зрителя постепенно, но и предчувствие чего-то жуткого возникает задолго до трагической развязки (тем более что фильм начинается с напоминания о жертвоприношении Исаака). Фильм снят в интернациональной эстетике медленного кино, ставшей уже новым артхаусным академизмом, тут много статичных планов, в которых камера, не двигаясь, смотрит на такую же неподвижную героиню. Наталья Серебрякова поговорила с Кулумбегашвили о ее методе и связи христианской культуры с этим жестоким сюжетом.

— Мне показалось, ваш фильм похож на работы Звягинцева. Как вы относитесь к такому сравнению?

— Я, в принципе, не читала пока никакую критику. Я очень уважаю Андрея Звягинцева, но в процессе работы над фильмом я не думала определенно ни о каком режиссере. С другой стороны, мы же не живем в какой-то изоляции, мы смотрим чужие фильмы — в этом смысле, наверное, все мы оказываем друг на друга влияние. Хотя, может быть, правильнее назвать это диалогом?

— О чем вообще вы хотели снять фильм? Он читается довольно многозначно — тут и тема закрытого сообщества, и гендерные вопросы, и вопрос существования и роли религии в наше время.

— Я придумала идею фильма, когда еще училась в Нью-Йорке и вернулась в Грузию на каникулы. В это время я много думала о своей идентичности — задавалась вопросами вроде «Что значит принадлежать к семье или общине, ассоциировать себя с каким-то конкретным местом? Что значит “вернуться домой”? И где вообще мой дом?» Мы с отцом поехали в деревню, и нас пришли проведать родственники — свидетели Иеговы. А свидетели Иеговы в Грузии живут в изоляции. Потому что общество не очень доброжелательно настроено к ним. И, когда я общалась с ними, я почувствовала, что мои переживания как-то резонируют с чувствами этих людей, хотя они-то никогда не уезжали и всю жизнь жили в этом месте. Но они тоже чувствовали себя здесь аутсайдерами.

Я думаю, что мой фильм получился о динамике власти в отношениях. Потому что насилие — это не только насильственный акт. Освобождение женщины — для меня очень комплексный вопрос, эмансипация для меня — не только социальный процесс, но и внутренняя трансформация: найти и принять себя и разобраться в том решении, которое она приняла. Насколько вообще все ее решения являлись ее решениями.

Кадр из фильма «Начало»© Surtsey Films

— Что тяготит главную героиню, Яну? Брак, навязанная мужем религиозная идентичность и как следствие — невозможность самореализации, необходимость воспитывать ребенка?

— Я не считаю, что муж навязал ей религию, я думаю, что она приняла решение жить в этой религии, с этим человеком. Решения, которые мы принимаем, не всегда идут из наших собственных убеждений. Мы не до конца понимаем свои решения. Мы все растем в какой-то определенной среде, нас учат, что значит «любовь», что значит быть хорошим человеком. И, может быть, насилие — самое первое — начинается с вопросов воспитания. И вообще наше желание быть правильными, хорошими связано с насилием над собой. И процесс эмансипации для меня идет из корня нашего воспитания.

— Вы вообще религиозный человек?

— Я не считаю себя религиозным человеком, но христианство очень повлияло на меня. Я выросла в Грузии, а грузинская культура очень пропитана религией. Это влияние не только духовное, но и философское. Я училась на философском факультете и, конечно, знаю, какое огромное влияние христианство имеет на европейскую философию вообще.

— Говоря о власти — насколько сильной была ваша режиссерская власть над актерами?

— Ну, у актеров было довольно много свободы. Мы работали над ролями очень долго, и уже через несколько месяцев актеры настолько жили в образе, что мне даже интересно было посмотреть, какие костюмы они себе выберут. То же самое насчет интерьера дома. Я просила актеров, чтобы они участвовали со мной и художником-постановщиком в процессе создания дома, в котором живут Яна и Давид. То есть мы их спрашивали: «А где, ты думаешь, стоит диван?», «Какой это диван?», «Где стоит стол?», «Где у тебя лежат вилки, ложки?»

Кадр из фильма «Начало»© Surtsey Films

— Как бы вы описали свой режиссерский метод?

— Я думаю, что камера видит больше, чем мы видим глазом. Камера — это главное. Мне важно чувствовать, что происходит непосредственно перед камерой. Я, например, не люблю работать с монитором, я всегда рядом с камерой. И, если я чувствую, что я эмоционально связана с тем, что происходит перед камерой, значит, у меня есть кадр. Если нет — значит, этого кадра нет. Для меня важно именно то, что происходит на съемочной площадке, а не то, что мы приготовили или что будет после.

— Фильм заканчивается странной, фантастической сценой: детектив (возможно, мнимый) рассыпается, превращается в песок. Вы могли бы расшифровать эту метафору?

— Странно, что все меня спрашивают об этом. Если я скажу, где же будет место зрителя? Что значит активный зритель? Это человек, у которого что-то резонирует внутри. Наше отношение к фильму — не только то, что дает нам режиссер, но и то, как мы сами понимаем его. Если бы я хотела что-то расшифровать, я бы не использовала метафоры, показала бы что-то более конкретное.

При поддержке Немецкого культурного центра им. Гете, Фонда имени Генриха Бёлля, фонда Михаила Прохорова и других партнеров.

Источник

Поделиться ссылкой:

Оставить комментарий

Ваш email нигде не будет показан. Обязательные для заполнения поля помечены *

*