Участники Гарвардской сенсорной этнографической лаборатории — о своем аудиофильме «Материалы экспедиции», который покажут на фестивале «Мир знаний»
текст: Майя Кузина
© Ernst Karel, Veronika Kusumaryati
С 14 по 18 октября в Санкт-Петербурге пройдет фестиваль научно-популярного кино «Мир знаний». Помимо основного конкурса, центральная тема которого — «Пересборка будущего», фестиваль представит кураторские программы. Одна из них — «Политика взгляда: переосмысление этнографического архива», она обращается к кино- и аудиодокументальным этнографическим материалам XX века как к свидетельству колониального прошлого, а также ставит под сомнение документально-этнографический канон.
Программа открывается фильмом «Материалы экспедиции» Эрнста Карела и Вероники Кусумариати, премьера которого состоялась на Берлинале в секции Forum в этом году. Карел и Кусумариати — антрополог и художник, аффилированные с Сенсорной этнографической лабораторией при Гарвардском университете. Карел занимается исследованием звука, в том числе развивает направление аудиоэтнографии. Кусумариати — кандидат наук (PhD) Гарварда, область исследования — Западное Папуа. «Материалы экспедиции» — результат работы с 37-часовым архивом аудиозаписей, созданным в ходе этнографической экспедиции Пибоди в 1961 году в западную часть Новой Гвинеи (совр. Западное Папуа) — в то время нидерландскую колонию, одну из последних европейских колоний в регионе.
О том, как создавался этот фильм — и почему его форма столь необычна — с Карелом и Кусумариати беседует куратор фестивльной программы «Политика взгляда» Майя Кузина.
— Чтобы ввести наших читателей в курс дела, расскажите, пожалуйста, об этнографическом материале, на основе которого сделан ваш фильм. В чем была цель экспедиции Пибоди? Какими методами пользовались ее участники? И как ее результаты оценивают сегодня?
Вероника Кусумариати: Амбициозная задача антропологической экспедиции Пибоди заключалась в том, чтобы запечатлеть все аспекты жизни народа хубула (также известного как дани) с помощью методов мультимодальной этнографии (под которой понимается не только отстраненное описание через визуальные образы, но и описание через другие сенсорные опыты, а также вовлечение исследуемой этнической группы во взаимодействие с исследователями. — М.К.), что тогда было новшеством. Для фиксации быта и культуры хубула группа Пибоди использовала разные медиа — тексты, аудио, кино, фотографию. Так что для нас этот материал — не только документ эпохи нидерландского колониального правления в Новой Гвинее и зарождения американского империализма (Америка способствовала передаче территории из-под колониального управления Нидерландов под управление Индонезии. — М.К.), но и определенная веха в истории антропологии.
Участниками экспедиции были антропологи, режиссеры и журналисты, включая Майкла Рокфеллера, — все они были членами очень богатых бостонских семей. Рокфеллер вошел в проект не только потому, что интересовался антропологией, но и потому, что его семья частично его профинансировала. К тому же Майкл был членом правления Музея примитивных искусств в Нью-Йорке, который также был основан семьей Рокфеллер, поэтому хотел собрать для него новые артефакты. В экспедиции он отвечал за создание фото- и аудиоархивов, которые были частью семейного архива Рокфеллеров до 2006 года, потом были оцифрованы в Архиве традиционной музыки в Индианском университете и переданы в музей Пибоди, а уже после попали к нам.
Эрнст Карел: Примерно пять лет назад, когда я работал в Film Study Center при Гарвардском университете, со мной связалась Адель Прессман, ассистентка вдовы Роберта Гарднера, антрополога-документалиста, который, собственно, и организовал центр. Речь шла о саундпродакшене проекта, начатого, но не законченного Гарднером, — серии короткометражек, собранных из тех материалов экспедиции Пибоди, что не вошли в фильм Гарднера «Мертвые птицы».
Мне предложили создать саундтрек из записей Майкла Рокфеллера — позже я использую аудиоматериалы этого архива и в нашем фильме. Я скопировал весь архив, который хранился в музее Пибоди в уже оцифрованном виде, и попытался найти звуки, подходящие для имеющегося видеоряда. Сложность заключалась в том, что я совершенно не мог подобрать звуки, которые могли бы дублировать происходящее в фильмах, так как кино- и аудиоматериалы записывались несинхронно. Они и не могли записываться синхронно, потому что — это пару раз слышно и в нашем фильме — кинокамера работала так громко, что использовать магнитофон во время съемки было невозможно.
© Ernst Karel, Veronika Kusumaryati
— По какому принципу вы отбирали материал из 37-часового архива?
Карел: Важно понимать, что этот архив совершенно точно нельзя назвать «звуковым окном» в жизнь острова. Эти записи — записи присутствия конкретного человека (Майкла Рокфеллера. — М.К.) на острове в определенное время, в определенную погоду, в окружении конкретных людей, живых и неживых объектов в тот момент, когда магнитофон был включен. Эти звуки связаны с определенными ситуациями. Конечно, это прозвучит немного нелепо, но я бы даже сказал, что этот фильм — о магнитофоне и о том, почему он оказался на острове и почему он записал то, что записал, ха-ха-ха. Но если без шуток, то этот архив, скорее, фиксирует отношения между членами экспедиции и жителями острова.
Мы много обсуждали, как нам избежать нарратива, который сделает Майкла героем и превратится в документацию его «завоеваний». Конечно, от этого невозможно было избавиться полностью — с учетом того, что именно он создавал архив. Но, к счастью, в третьей части фильма он исчезает, и мы становимся ближе к жизни самого острова — слышны голоса детей, песни, звуки природы и так далее.
Кусумариати: Мы стали переводить то, что говорят хубула, в попытке понять их реакцию на происходящее. Потом наши коллеги, антропологи и художники из Папуа, выступив посредниками, обсуждали с сегодняшними хубула, как они воспринимают этот материал и что он значит для них. Для нас как художников и антропологов это было очень важно, потому что этот материал связан с их историей, и мы поставили своей задачей понять, как хубула хотели бы подать этот материал и как хотели бы через него себя репрезентировать.
История визуальной антропологии, конечно, тесно связана с историей колониализма и империализма. Поэтому, когда мы отбирали материал, наши решения были не только эстетическими, но и политическими. Мы выстраивали диалог с имеющимся этнографическим архивом и фильмом Гарднера. Стоит пояснить, что фильм Гарднера — это канонический киноэтнографический документ, однако он невероятно неоднозначен и проблематичен как с точки зрения методов работы, так и с точки зрения портретирования папуасов. Фильм «Мертвые птицы» фетишизирует темнокожие мужские тела, а кроме этого в прямом смысле лишает их голоса — в фильме они не говорят (этой проблеме посвящено видеоэссе Кевина Б. Ли, которое можно посмотреть ниже. — М.К.). Фильм также изображает хубула как агрессивное маскулинное сообщество, чья культура построена исключительно вокруг войны.
Поэтому мы решили, что хотим включить начальный эпизод, в котором члены экспедиции Пибоди обсуждают, что такое реальность и как создавать на экране реальность хубула, по сути, обсуждая конструирование определенного исторического нарратива. Также мы специально добавили голоса женщин, записей которых у Майкла было очень много. Кроме того, мы включили эпизод вечеринки, где члены экспедиции высказывают сексистские и расистские суждения. Этот эпизод очень четко дает понять, кто они такие на самом деле: их класс, статус, гендер, образование — и их высокомерное отношение к хубула.
— В фильме практически нет визуального материала, за исключением одной сцены. Все остальное время мы лишь слышим записи из аудиоархива, сопровождающиеся титрами на экране. Вы не показываете ни членов экспедиции, ни представителей народа хубула, несмотря на то что киноархив с их изображениями существует.
Карел: Я был уверен, что звуку не требуется дополнение в виде кадров, чтобы быть интересным. Это сам по себе фантастический материал. Изначально мы думали о проекте исключительно как об аудиопроизведении для кинотеатра — именно для кинотеатра, потому что я хотел, чтобы аудитория могла испытать его в физическом пространстве кинозала с его стереоакустикой, определенным устройством пространства, особой позицией зрителя и так далее. Кроме того, диспозитив кинотеатра был важен, потому что, как сказала Вероника, этот проект вступает в диалог с фильмом Гарднера «Мертвые птицы», созданным в той же экспедиции, и с историей этнографического кино в целом.
— То есть намеренное отсутствие изображения — это способ «деколонизировать» этот архив? Отказ от визуального, отказ от взгляда — это, по сути, отказ от западного колониального взгляда?
Кусумариати: Мы привыкли к тому, что колониализм связан с производством изображений и изображения являются свидетельством колониализма. Однако звук как таковой или фиксация звука не менее колониальны. Это такой же способ познания реальности, как и взгляд. Тем не менее отсутствие изображения открывает возможности для того, чтобы слышать. В 80-е постановка вопроса была такой: «Могут ли субалтерны говорить?» (эссе Гаятри Спивак «Can the Subaltern Speak?» (1988). — М.К.). На самом деле вопрос в другом — можем ли мы, те, кто обладает властью, услышать?
Карел: Присоединяюсь к этому комментарию и хочу добавить, что избавление фильма от изображения не лишает весь материал колониальных черт, конечно, нет. Однако новый формат подачи этого материала, новая перспектива дают возможность узнать его по-другому, услышать его по-другому, сместить акцент и показать то, что было скрыто. Что будет, если мы перестанем смотреть? В этом и заключаются важность и интерес работы с архивом — XX век создал такое количество аудиовизуального материала, что непонятно, зачем создавать что-то новое, если мы пока не разобрались и с этим.
Кусумариати: Тем не менее, чтобы говорить о деколониальности, нужно применять этот подход не только в отношении особой подачи материалов визуальной антропологии XX века, раскрывающей их колониальные основы, но и в политическом смысле тоже. Мы пытались услышать, каким этот проект хотели бы видеть сами хубула, и, конечно, антиколониальная борьба — часть их сегодняшней жизни, так как сейчас Папуа находится под колониальным контролем Индонезии. Мы попытались это отразить в фильме.
— Но возможно ли в принципе «деколонизировать» архив, разоблачить роль этнографических институтов в системе империализма?
Кусумариати: Прежде всего, надо начать широкую дискуссию о том, что значит «деколонизировать» колониальный архив. Это модный термин, который мы используем в академии и мире искусства, но его трактовки варьируются, и дискурс пока не выходит за пределы профессионального поля. Но мне кажется важным вовлекать в диалог тех, кто себя ощущает «колонизированным», важно создавать для этого пространство. В Папуа есть свой проект по созданию архива, который пытается осмыслить существующие этнографические материалы, так как для них это напрямую связано с текущей политической ситуацией — население Папуа по-прежнему ощущает себя колонизированным.
