«Куда мы едем» Руслана Федотова: зима, весна и лето в московском метро
текст: Василий Корецкий
© IDFA
Документальный фильм Руслана Федотова (соавтор чудесной «Саламанки» о жизни в мексиканской деревне меннонитов), который снимался в течение года в московском метрополитене, недавно участвовал в конкурсе фестиваля IDFA и получил там приз за лучший дебют и операторскую работу. Российская премьера «Куда мы едем» должна состояться в марте на «Артдокфесте».
Когда в 1990 году Шанталь Акерман прибыла в Москву, советская столица переживала не только экономический и политический, но и транспортный коллапс. Метро и центральные вокзалы, в глазах Акерман, выглядели в уэллсовской антиутопией — резные каменные дворцы, созданные словно иной, ушедшей цивилизацией, были заполнены темными толпами-ордами: спящими на лавках, на полу, на ходу. Тревожные, напряженные лица, обтянутые драпом или болоньей спины. Черно-коричневая река, медленно вливающаяся в потемневшие двери «Комсомольской». Столкновение западной документалистики с Россией, замершей то ли в зимней полуспячке, то ли в ожидании смутного будущего, зафиксировано в фильме «С Востока».
Тридцать лет спустя Руслан Федотов спускается вроде бы в ту же самую подземную реку. «Куда мы едем» — хроника года, проведенного в московском метро, — начинается с похожей, вполне акермановской сцены: камера медленно движется в мрачной утренней толпе, сошедшей с электрички где-то в заснеженном нигде. Слева — сугробы, справа — пути, впереди — черное подземелье, помеченное алой «М».
Спустившись, мы обнаруживаем внизу совсем иную жизнь. Взгляд камеры рассекает толпу, разбивает ее на отдельных пассажиров, индивидуумов, москвичей. Россиян. Да, «Куда мы едем» — фильм не о транспортной системе, а о нас. Толпа, распавшись на портреты, сова соберется — в народ. Он состоит из всех — пройдошливых торговцев в переходах, стариков-гармонистов, бедолаг, оказавшихся в новогоднюю ночь не дома, а на лавке Кольцевой. Половина из них нетрезва. Другая половина носит погоны и дубинки. Кто-то бросается в драку, кому-то уже проломили голову. Камера всякий раз оказывается рядом, стоит вплотную, непонятно, видят ее пассажиры или нет — но она видит всё. 15 минут пристального наблюдения на станции открывают богатый репертуар сценок и одноактных спектаклей, временами странных (заплаканная женщина долго просит о чем-то знаменитую «Птичницу» на «Площади Революции», но ритуал нарушают пожилые китайские туристы; ошалевший маленький кадет, то ли ставший свидетелем драки, то ли думающий свою тяжелую детскую думу), временами — похожих на кинокомедию (невероятная встреча двух американских сержантов из охраны консульства и компании пьяных десантников в день ВДВ).
© IDFA
Не полюбить этих людей — наивных, пьяненьких, веселых, философствующих, спящих, лезущих в драку (не со зла, а от глупого ухарства) — невозможно. Это абсолютно лесковский мир, с поправкой на общее умягчение нравов (но лица тут попадаются те же, удивительно несовременные, архаичные, дикие, полные лютой страсти). Вот полицейские разворачивают спецоперацию по поимке… нелегального торговца воздушными шариками. А вот они зачарованно смотрят на салют над Воробьевыми горами. Вот братание народов в вагоне по случаю победы Хабиба Нурмагомедова. А вот все не так умильно: дни январских протестов, жесткое винтилово прямо у турникетов на «Цветном», легионеры в черном, блокирующие вход в «Сокольники», стоят под сияющей алой пентаграммой. В мае вестибюли центра заполняет «бессмертный полк»; все, конечно же, без масок.
Превратить пассажиров в социологически релевантную выборку, а общественный транспорт в пространство киноохоты — идея, лежащая на поверхности. Ей пользовалась не только Акерман — режиссер из Гарвардской лаборатории сенсорной этнографии Джей Пи Снядецки снял свою лязгающую «Железную министерию» в вагонах китайских электричек, забитых спящими в проходах людьми, птицей, тюками с мясом, которое крестьяне везут на рынок и разделывают прямо в тамбурах, — эта натура постепенно уступала место современным поездам со спальными местами и системой кондиционирования, материальному доказательству большого китайского скачка в светлое будущее. В фильме Федотова поезд тоже в конце концов вырывается из подземной электрической желтизны к яркому солнцу, слепящему и согревающему пассажиров. Конечно, ненадолго — но достаточно для того, чтобы зритель перестал делить Россию на страну айфона и страну шансона и понял наконец, что все мы спим стоя в одном вагоне, несущемся… куда?